Мама Стифлера - Страница 5

Через месяц я поняла, что Саша — обычное ссыкло, и он был разлюблен. А в знак мести я в тихий час нассала ему в сапожок.

В школе я полюбила Макаркина Юру. на этот раз взаимно. Юре было 13 лет, в стране вовсю хуярила перестройка, дети стали развиваться немыслимо быстро и не в ту сторону, и Юрий покорил меня тем. что он где-то тырил денюшку, и покупал мне на неё в «комке» кроваво-красную помаду, воняющую гуашью и вазелином, и алюминиевые серёжки с пластмассовыми яхонтами, длиной до плеч. Юру я любила 3 месяца. А потом он назвал меня «дурой» *уж не помню за что, но думаеццо мне. за дело*, и я перевлюбилась в Юриного брата Мишу. В результате произошла потасовка между братьями, и Юре подбили око. А вот нехуй абзываццо!!

В 14 лет я полюбила Лёшу. И он стал моей первой серьёзной любовью. ему я отдала девичью честь, *не сразу, естессна*, и начала ваять стихи:

"итак, прощай, любимый мой Алёшка!

Тебя я не забуду никогда!

Ведь ты пойми. что я уже не крошка,

наверно, в этом есть твоя вина.."

стихи ниибические. Горда была шопесдец. И, хотя я сама была иницыатором разрыва, меня жгла страсть. Имя которой — мстя Кровавая.

я позвонила подружке маринке, объяснила ей задачу, и мы начали подготовку. В мешочки-кулёчки было сложено:

1) бутылка нашатыря.

2) геркулесовая каша, в которую мы настругали на тёрке морковки

3) крем от прыщей «Подросток», который долгое время лежал на отопительной батарее, и протух. Вонял он гнилой картошкой.

4) на улице набрали в пакет собачьего говна

подготовка прошла успешно.

Потом со всем этим стройматериалом мы с Мариной поднялись на Лёшкин этаж, вывалили геркулес ему на половик под дверь *сей натюрморт был призван изобразить блевотину. получилось похоже*, туда же добавили нашатыря *шоп сцакой пасло* и тухлого «Подростка» *для пущей вони*.

И последним штрихом стало выписывание на входной двери слова ХУЙ собачьим говном. Говна осталось с избытком, поэтому мы им намазали ещё дверную ручку, звонок, и глазок.

Мстя. друзья мои, удалась… Лёша влез во всё это всеми конечностями, чему мы с Мариной были очень рады. Но он быстро нас вычислил, даже не прибегая к спектральному анализу копролитов. Просто на такую шляпу, среди всех его друзей и врагов, была способна только я. лёша был воспитанным мальчиком, и он меня не побил.

В 17 лет я вышла замуж. И пошли мы с мужем Володенькой на свадьбу к его другу Гене Муливанову. Там Володенька зело переусердствовал с возлияниями, и домой я его тащила на горбу. Тащила, тихо материлась, и, осмелев, стала материться громко. На беду мимо проходили Володенькины друзья-товарищи, услышали, шо Лида громко скандирует: "ОПЁЗДАЛ!! ОПОССУМ!! О… О… ОНАНИСТ!!!!! ШОП-ТЫ-СОННЫМ-УСРАЛСЯ-СЦУКО!!!!!!!!" — И БАСИСТО ЗАХОХОТАЛИ. Муж Володенька очнулся, понял, что смеются над ним, родимым, и дал мне в гычу. Предварительно оторвав мой шиньон с головы. Для тех, кто не в теме — это хвост такой, из искусственных волос.

что было дальше? А всё очень просто. Я пришла домой, напесала на листке бумаги: "ты хуёвый муж, у тебя маленький хуй. и я с тобой развожусь! — прилепила сию декларацыю магнитом на холодильник, у ушла к подруге Сёме. О которой я уже песала в высере про "Минет со льдом". Сёма жыла тогда у Гарика, а Гарик изволил куда-то съебаться на неделю, оставив Сёму жить с пятилетним чёрным догом Скифом. Учитывая вес Сёмы *33 кг. в сапогах, и в мокрой тилагрейке* и вес Скифа *чё-та около 80-ти кг. без ошейника* гулялось с ним Сёме весело и вкусно. Скиф летел на улице стрелой, а Сёма болталась на конце поводка типа брелока для ключей. А ещё Скиф обладал повышенной гиперсексуальностию, и норовил выипать фсякого, кто перед ним наклониться хотя бы шнурки завязать. Но не о них, собстна, речь.

Пришла я такая сирая, убогая, без шиньона, к Сёме. Пусти, говорю, мать, переночевать сироту отпизженную и оскорблённую. пустила. Естессна, я ей рассказала о причине моего ночевания, и мы с Сёмой вместе придумалю Кровавую мстю. и легли спать.

сёма спала как удав, а вот я фсю ночь лежала и тряслась, ибо мне под одеяло сунул свою прямоугольную голову Скиф, лизнул мне песду, и зарычал…

Я покрылась пОтом, и боялась пикнуть. Песда мне была дорога.

Наступило утро. Проснулась сёма, отогнала от меня Скифа, и призывно погремела ошейником. пёс потерял интерес к моей песде, и убежал в коридор. Кряхтя, я встала, и наклонилась, чтобы застелить постель.

Народ, вы проебали кодовое слово.

НАКЛОНИЛАСЬ!!!!!!!!!

Ага-ага. Через секунду мне на спину взгромоздилась собачья туша, обхватила когтистыми лапами мои бока, вывалила мне на шею язык, и принялась ритмично куда-то меня ипать. Сзади стояла сёма, и философски разглагольствовала: "я тя предупреждала — не наклоняться? ну, вот и не песди теперь. не дёргайся. Ща он тебе на жёпу кончит, и уйдёт. Не ссы, я тебя потом вытру.."

Я стояла раком, меня практически имела какая-то уёбищная собака, я рыдала от унижения и страха, и понимала, что Володенька попал шопесдец… Ведь это ОН виноват в том, что мне пришлось ночевать в этом зоофильном обществе!

Скиф кончил мне на жопу и в тапочек, Сёма меня вытерла, и дала свою кофточку, и ушла гулять со Скифом, и осуществлять первую часть плана Кровавой Мсти…

Я тем временем разделась, легла в кровать, радуясь тому, что когти Скифа оставили на моих боках кровавые царапины, сплющила харю, и замерла в ожидании…

Через полчаса в коридоре послышались голоса. Сёмин: "ой, Вова… Я б на твоём месте даже не заходила бы… Прибежала она ко мне ночью, вся в крови, ебло разбитое, нос — набок, в жопе монтировка. Кровью блевала… стонала и рыдала. По ходу, Вовон, ты ей печень отбил.." И Вовкин: "господи-господи-господи… Ничего не помню… КАК?? КАК я мог??? Что я натворил?? девочка моя… Лидушенька моя… Лидёныш мой маленький.."